И тогда началась ПАНИКА… Джурайя металась по этажам в поисках ХОТЯ БЫ ОДНОГО человека, вхожего в высший свет, чтобы научиться за оставшиеся полдня хоть чему-нибудь, Корнелиус, схватившись за убелённые сединой волосы, стенал, что заказал для Джуни кучу мужской одежды и ни одного приличного платья. Элия сняла мерки с подруги и вместе с Примом и Кариной прыгнула телепортом с столицу за платьем, туфлями и всеми теми причиндалами, что так необходимы каждой приличной девушке, если она не хочет, чтобы её осмеяли на балу.
Корбину поручили пригласить лучшего парикмахера, что он и проделал с грацией носорога – не тратя времени на расшаркивания и уговоры, он просто сгрёб за шкирку личного королевского цирюльника и забросил в телепорт со словами, что если сделает лажу, то будет щеголять без уха. А если заартачится и откажется работать – будет красиво лежать в гробу с красивой красной полосочкой вокруг шеи. Главное голову подвязать, чтобы во время отпевания не отвалилась…
Изящно приглашённый мастер куртуазных причёсок оглядел скромно топчущуюся в уголке Джурайю, взял себя в руки, сотворил страдальческую физиономию (видимо при дворе понты были дороже жизни) и томно выдал: материал сырой, ни блеска, ни лоска, но он, профессионал и талант от Единого, сделает всё, что в его силах и даже немного больше, чтобы это бледное создание засияло ярче всех звёзд при дворе.
Четыре часа, проведённые наедине с королевским цирюльником, Джурайя ещё долго вспоминала в страшных снах, где ей являлся её мучитель с мучнисто-белым, обсыпанным пудрой лицом и чёрными кругами вокруг глаз, который, скаля карминно-красный рот в ухмылке и, щёлкая остро наточенными ножницами возле лица, говорил: "А вот ушки можно сделать и поаккуратнее!" обычно на этом месте она вскакивала с постели, вопя от ужаса и потом долго не могла успокоиться. Когда закончилась пытка щипцами, ножницами, бигудями и палитрой художника, Джурайя глянула в зеркало и не сразу поняла, что пялящаяся на неё холёная дама с изысканными локонами и холодными глазами – это она сама. Как ни странно, краски на лице фактически не было, а та что была выглядела естественно, но шикарно. Кожа матово мерцала, глаза сияли холодным, загадочным светом, волосы струились мягкими локонам, чего никогда ещё с ними не случалось. Даже руки до самых кончиков пальцев были произведением искусства – а куда же делись те обломанные и частично обкусанные ногти и невыводимые заусенцы? Этот вопрос перестал волновать Джурайю в тот момент, когда Элька торжественно внесла платье…
Вопреки ожиданиям оно не было классическим бальным платьем на кольцах. Очень открытое сверху, оно держалось на одной единственной лямке, перекинутой через шею, и полностью открывало спину, а вот подол свободно ниспадал вниз, как то так особенно облегая бёдра, что фигура, оставаясь тонкой, становилась необыкновенно женственной. Да и выбор цвета удивил – серо-сиреневая мерцающая ткань как будто лилась по телу, мерцая и переливаясь голубыми и белыми искрами. Когда Джурайю экипировали по всем канонам высшего света, оказалось, что совершенно некуда пристроить даже маломальский ножичек, что не могло не расстроить выросшую с холодной сталью в руках амазонку. Место нашлось – на ремнях на внутреннюю часть голени. Верхний ремень был затянут почти под коленкой и неприятно натирал нежную кожу. Туфли оказались тесноваты, и сдавленные пальцы заныли ещё при примерке.
Джурайя слонялась по большой гостиной в ожидании кавалера, пытаясь не обращать внимания на неудобство от туфель, сквозняк, холодящий обычно закрытое тело и противный ремешок ножен, уже стёрший кожу под коленом. Погружённая в собственные переживания, она не сразу заметила стоящего в дверях с открытым ртом Корбина. А когда заметила, скопировала его выражение лица: перед ней стоял, помахивая тросточкой, одетый с небрежной элегантностью мужчина её мечты. Костюм боевого мага и военный мундир были отброшены полностью и безвозвратно – они были неуместны на этом похитителе сердец.
Первым в себя пришёл всё же Корбин – как более опытный и искушённый во всех отношениях. Он тряхнул головой, поправил виски большими пальцами рук, крутанул трость…
– Ну, и долго собираешься стоять? – недовольно процедил двухметровый денди. – Вечно вас, женщин, приходится ждать! – и вышел прочь. Джурайя пожала плечами – ей ничего не оставалось, как пойти следом…
Бальная зала поражала великолепием: высокие своды потолка были буквально залеплены светящимися шарами, постоянно меняющими цвет и интенсивность свечения. И несмотря на них, по углам создавался приятный полумрак. На лицах присутствующих была надета скучающая маска, и лишь по глазам иногда можно было определить, что именно чувствуют эти красиво одетые мужчины и женщины. Зависть, алчность, гордыня, наполняющие высший свет, создавали обстановку нездорового ажиотажа – было странно видеть, что двое любезно раскланивающихся господ готовы разорвать друг друга на клочки голыми руками. Корбин не был исключением. Он был холодно вежлив, насмешлив и отстранён, но Джурайя ясно видела, что каждого третьего, с кем он только что обменялся изящными приветствиями, он ненавидит, презирает или просто недолюбливает.
Её Корбин бросил на произвол судьбы, едва закончилась церемония знакомства юных дворянок, в число которых входила и она сама, с королём и двором. Подходя на поклон к трону, Джурайя заметила нездоровый блеск и неприятно влажный рот монарха и не смогла сдержать брезгливой гримасы, а отходя к своему месту, заметила и Корбина, со скучающим видом томящегося в обществе не меньше десятка дам всех возрастов. Он сделал ей знак рукой, и Джурайе опять ничего не оставалось делать, как подойти.