Вот и жил какое-то время Прим в Шлипентайне полулегально. Потом, правда, решился, сделал Карине предложение по всем правилам, с отцом ее познакомил. Тот, конечно, был не в восторге, но промолчал, потому как был умным человеком и, со временем, все устаканилось, но это было уже потом. А пока, через несколько дней после того разговора, Прим привез Карину с сыном познакомиться с Корбином, так сказать, поближе, а то прошлые две встречи, та, ночная, по пьяной лавочке, и вторая, когда Корбин, весь из себя официальный, вручал Карине грамоту на управление баронством от своего имени, были, мягко говоря, не слишком располагающими к знакомству.
Карина тогда отчаянно трусила, Корбин до сих пор не мог сдержать усмешки, вспоминая об этом. Ну да, слыхала она о Корбине много, и все не то чтобы плохое, а, скорее, пугающее, первая встреча вообще вогнала ее в ступор, а Прим тогда не слишком стремился заочно разубеждать ее, мол, познакомишься поближе – сама увидишь и поймешь. Корбину с трудом удалось разговорить ее тогда. М-дя… Славное было времечко. Тогда Карине и в голову не пришло бы шуметь на тему того, что он, Корбин, вместо того, чтобы идти к столу, в караулке вино пьянствует и безобразия нарушает…
Ну вот, так и получилось, что теперь Карина была частым гостем в замке Корбина – периодически вместе с Примом появлялась, утверждая, что без женской руки замок выглядит неуютно. Все протесты Корбина по поводу того, что у него тьма служанок, благополучно игнорировались, что, надо сказать, само по себе требовало немалого мужества. Впрочем, протесты были не слишком настойчивыми – Карина, в отличие от своего сводного брата, покойного барона Шлипеншухера, ухитрялась Корбина не раздражать.
А с Альбертом вышло совсем иначе. Корбин, посмотрев тогда на мальчишку, обратил внимание на его болезненную худобу и, запершись с Примом в кабинете, всерьез поговорил с ним на эту тему. В смысле, что Прим собирается делать дальше? Ну, вылечил он пасынка – честь ему и хвала, а дальше то что? Так и ходить за ним теперь, сопли подтирая? Лично он, Корбин, предложил бы нагружать ребенка физически – для начала не слишком сильно, конечно, но так, чтобы Альберт нарастил какую-никакую мышцУ. Тогда от лечения будет уже явный эффект, а то сейчас парень вроде как и здоров и, в то же время, от ветра качается.
Прим со вздохом ответствовал, что и сам предпочел бы такое дополнение к лечению, но его мать… Ну, в самом-то деле, пока она была уверена, что ребенок обречен, она давала ему жить по возможности полноценной жизнью, чтобы хоть как-то компенсировать его боль. Когда они жили в Верхних Топях, Альберт постоянно общался со сверстниками из деревенских, мотался с ними то на реку, то в лес. Ребята относились с пониманием к немощи своего барина – таскали его с собой на специально сделанной тележке, помогали, чем могли. Как ни удивительно, Альберт не превратился ни в тупое, озлобленное существо, ни в махнувшее на себя рукой растение – может, по малолетству, а может, и благодаря матери… Но, когда появился Прим и, в буквальном смысле слова, поставил его на ноги, Карину словно подменили – тряслась она над сыном так, как будто еще сильнее, чем раньше, боялась его потерять. А может, и впрямь боялась…
Корбин тогда имел с ней серьезный разговор в присутствии и Прима, и самого Альберта, и честно предупредил – все, что можно было сделать магически, Прим уже сделал. Теперь дело за тем, что хочет сама Карина. Хочет, чтобы ее сын был нормальным, здоровым мужчиной – одно дело, а хочет, чтобы он до конца дней был бледной немочью – совсем другое. И если хочет, чтобы Альберт нормально развивался, то пускай он вместе с Примом мотается по утрам в его, Корбина, замок, а здесь уж ему грамотно подберут и физическую нагрузку, и режимы тренировок. Карина была не в восторге от предложения, но смирилась с необходимостью подобных действий, поэтому вскоре Альберт и впрямь стал превращаться в здорового, развитого ребенка.
Ну а потом выяснилось еще несколько интересных фактов. Во-первых, Альберт за годы своей болезни пристрастился к книгам. Поэтому, попав в замок Карри, он был просто поражен огромными, до потолка, стеллажами, забитыми книгами и, как когда-то Корбин, засел за них со страшной силой. Во-вторых, был у него и магический дар. Правда, настолько слабенький, что Корбин с Примом сильно сомневались, удастся ли их развить хотя бы до четвертого ранга, даже если тренировать всю жизнь. Однако это было уже кое-что, во всяком случае, управление амулетами ребенку должно было быть вполне доступным. И, в-третьих, мозги у пацана работали – он здорово чертил, был дружен с математикой… Корбин, подумав, дал ему неограниченный доступ в библиотеку замка. Потом выяснилось, что Альберт, бывает, засиживается за книгами до глубокой ночи – пришлось выделить ему небольшую комнатку… И вот так вот, постепенно, молодой барон врос и в жизнь замка, и, как ни удивительно, самого Корбина.
Граф мотнул головой, отгоняя воспоминания. Поймал недоуменный взгляд Прима.
– Ребята, я, пожалуй, пойду к себе. Что-то глаза слипаются.
– Ничего удивительного. Ты сколько не спал?
– Да не так и долго… Сутки, может, двое.
– Все, иди, отдыхай, мы тут сами разберемся.
– Хорошо. Прим, не забудь – завтра тебя ждет Корнелиус. Что-то у старика опять не ладится, не забудь, пожалуйста.
– Да помню я, помню. Ладно, иди, отдыхай. И чтобы раньше, чем через десять часов, из кровати вылезти и вздумать не смел.
– Все уже, иду… Учить он меня будет!
Корбин с усилием встал из-за стола, поднялся к себе. Каменные ступени, изрядно истертые еще сапогами его предков, сливались перед глазами – он, похоже, и впрямь устал. Зашел в комнату, привычно задвинул засов и, кое-как раздевшись, бухнулся на кровать.